Итак, добрался я наконец до последнего на данный момент крупного произведения Алексея Иванова. Причем очень странно, что так долго я к нему шел: учитывая, что "Азбука" выстроила продвижение марки "Алексей Иванов" в первую очередь именно на этой книге, логичнее было бы с нее и начать. Но - как получилось, так получилось, тем более что, начав с "Сердца пармы", я ничуть не прогадал.

Пожалуй, именно к "Сердцу пармы" эта новая книга ближе всего в творчестве Иванова. Во всяком случае, дело опять происходит в весьма отдаленное от нашего время в Пермском краю... Впрочем, это едва ли не единственная общая черта между этими книгами, но об этом, пожалуй, позже.

Итак, конец XVIII века, Пермский край, река Чусовая. На реке стоят многочисленные металлургические заводы, и единственный способ вывоза их продукции - сплав на барках вниз по реке. Река трудная, буквально усыпанная опаснейшими скалами-"бойцами", так что хорошие сплавщики здесь ой как нужны. Лучшим же среди них был Петр Переход, за всю жизнь ни разу не утопивший ни одной барки. Да вот случилась беда - при очередном сплаве потонула лодка, а сам Переход сгинул бесследно. И все бы ничего, да пошел слух, что не просто так все это случилось: дескать, знал Переход, где "царева казна" спрятана (четыре года прошло с Пугачевского восстания), и сгубил корабль нарочно, а сам тайком клад откопал и скрылся. Вот и старается теперь его сын Осташа восстановить доброе отцово имя, а попутно пробиться в настоящие сплавщики. Впереди у него - 700 страниц борьбы, авантюр, опасностей, любви, дружбы, вражды, плаваний и многого, многого другого.

Жанр романа определить довольно сложно. Его не назовешь историческим: несмотря на точное указание времени действия и подробную реконструкцию жизни на Урале в 1779 году, это скорее антураж, не так уж сильно влияющий на сюжет. Его не назовешь приключенческим: для этого книга слишком многословна и перегружена разного рода отступлениями. Не назовешь роман и детективным: хотя определенные признаки есть, и все узелки развязываются, как и положено, на последних страницах, но все злодеи известны здесь наперед, и вопрос только в том, как именно они будут выведены на чистую воду и наказаны. Так можно опровергнуть любое предположение о жанровой принадлежности, но заниматься этим, думаю, бессмысленно. Только отмечу, что это, конечно, и не фэнтези, хотя кое-кто из критиков и пытался отнести книгу туда: фэнтезийного тут нет ничего, в отличие от все того же "Сердца пармы", а налет мистики настолько тонок, что им вполне можно и пренебречь.

Я уже не раз отмечал, что едва ли не главным достоинством книг Иванова является его искусное владение русским языком и просто-таки неприличное богатство образов. Здесь такая похвала будет справедливой вдвойне, поскольку писатель проделал колоссальную работу по реконструкции диалектов, действовавших в тех краях и в то время: говор сплавщиков, раскольников, язычников, бурлаков завораживает с первых строк. Поначалу, правда, разбираться довольно сложно, поскольку незнакомых слов много, а сноски отсутствуют как класс (не исключено, что намеренно). Но это вовсе не выглядит чем-то излишним, хотя в двух-трех отрывках чувство меры Иванову все же изменило.

Эх, что-то я разговорился на ночь глядя Не буду, пожалуй, больше отнимать у вас время. Зато посоветую это самое время, сэкономленное на мне, потратить на поиск и чтение книг Иванова. Они того действительно стоят, несмотря на шумные рекламные кампании. Все же иногда - может, хотя бы по теории вероятности - рекламируют у нас и хорошие книги. А для меня "Золото бунта" стало второй по "любимости" книгой этого писателя. "Сердце пармы" он все же не превзошел.



Ну и пара больших цитат напоследок.



1. — Ты на народ сердца не держи. Бесполезно это. Даром себя изведешь. Всегда помни: добр народ, но за правду не встанет стеной. Зол народ, но не искорыствуется… Народ — межеумок. Нету в нем воли за себя.

читать дальше— Может, зря Пугача предали? — с отчаянием спросил Осташа. — Пугач-то волю нес…

— А вот это — лжа, — осадил Корнила. — Пугач — царь. Он народ на дело двинул и всю вину по-царски на себя взял. Какая ж от него воля? Народ его на царствие не ставил.

Никешка шагал и слушал, даже уши его шевелились, как у коня.

— Пугач — самозванец, — не оглядываясь, сказал он с какой-то обидой в голосе.

— И я о том, — согласился Корнила. — Не важно, самозванец он или царь по праву, только воли народу он не давал, хоть народ и лютовал, как хотел. Вся воля, которую он принес, — это каждому для себя выбрать, царем его считать или самозванцем. И все. Никакой другой воли больше не было.

— Может, воли и не было… А правду он все ж таки объявил: звериный лик у народа, — сказал Осташа.

— И опять не то. Пойми ты, нету у народа лика. И Пугач о том первым догадался. Народ таков, каково дело, которое он делает. Шел Пугач против бога и царя — и народ беса тешил. Для нас, парень, дело первее души. На что царь наставит — таковыми и будем. Прикажет младенцев резать — всех вырежем. А прикажет своими телами к правде дорогу выстелить — выстелим. Что угодно можем, если прикажут. И вся воля народа — только царя царем считать или в цари самозванца пихнуть.



2. У девки Платониды два брата были, а родители — богатые. Но померли батюшка с матушкой в одночасье, и пришлось братьям наследство делить.читать дальше Разругались вдрызг, мордобой за каждый гвоздь устроили. Еле разделились, но друг друга возненавидели. Тогда Платонида и сказала братьям: негоже так. Возьмите то, что мне в приданое положено, и помиритесь, а я все одно в скит хочу. Братья взяли, и пошла у них свара пуще прежней. В общем, зарезали они друг друга насмерть. Вот тебе и все добро от чистой души. Так что знай: не бывает такого добра. Есть зло во имя добра и просто зло.